Только не - Игорь Толич

Мне вдруг подумалось, что сюда вот-вот следом за мной войдёт Тони. Сейчас снова откроется дверь, и я увижу его в зеркале позади себя. Он непременно войдёт и начнёт что-то говорить, обнимать, терзать меня беспощадно своим присутствием, а я стану вырываться. Может, даже закричу. Буду отталкивать его, ругаться, биться из последних сил, когда он попытается поцеловать меня. Я готовилась дать отпор всеми возможными способами.

Но Тони так и не пришёл.

Я постояла ещё у зеркала, вымыла руки и вернулась в зал.

Как только я села на своё место, Тони заговорил:

— Мы немного посовещались с Сергеем и решили, что имеет смысл в данный момент всё же рассмотреть твои другие романы.

— Почему?.. — лишь чудом не запнувшись, спросила я.

— Илзе, — ответил Пестов, — Тони здраво рассудил, что лучше не торопить вас с окончанием книги, которая к тому же требует серьёзной корректировки. Я посмотрю на то, что уже готово. Возможно, внесём какие-то правки, и к Восьмому Марта из печати выйдет полноценная книга в серии. Мы сможем посмотреть на реальный отклик, который, как вы понимаете, очень важен для дальнейшего сотрудничества. А там уж… Кто знает, может, вы уже допишете «Не мы».

Мне вновь стало не по себе. С одной стороны, такое решение во многом облегчало мне жизнь: работать в спешке, под гнётом обязательств — жестоко для того, кто привык действовать по воле сердца. Но с другой стороны, это вызвало негодование, будто в моих способностях сомневаются, и что ещё хуже — принимают решения без моего участия, а мне как безропотному воздушному змею на ниточке оставалось лишь бултыхаться в ветряных потоках, не зная, куда меня занесёт в следующий миг.

— Так будет лучше для всех, — сказал Тони тоном вроде бы мягким, но не терпящим возражений. — Я понимаю, что ты хочешь вложить в эту свою книгу настоящее чувство, а это требует времени. И не беда, если иногда будут происходить небольшие сбои. Когда пишешь о личном…

— Я не пишу о личном, — перебила я. — Всё это — выдумка.

— Конечно, — Тони кивнул. — И у тебя прекрасно получается. Будет жаль навредить процессу только тем, что у тебя горят сроки.

Он был прав. К моему стыду, удивлению, гневу, Тони был во всём прав. Я ненавидела его за эту правоту. Мне хотелось встать во весь рост и заорать ему в лицо: «Да пошёл ты к чёрту! Первого же марта, как написано в контракте, здесь будет лежать целиковый роман! Чего бы мне это ни стоило! Вы, вы оба — ты и твой проклятый третьесортный издатель — вдвоём умоетесь своими поблажками, потому что мне они не нужны!». Сейчас у меня горели не только сроки — всё моё естество, до последней клеточки, горело злостью.

Однако мне всё-таки пришлось принять новые условия. И принимала я их бесславно, с позором, ощущая слабость и беспомощность.

Я вышла из ресторана и направилась пешком к метро. Под ногами расползался скользкий лёд, по лицу хлестал ветер. Но я шла, не затянув шарфа, не ведая холода, и казалось, будто ледяной панцирь на асфальте мгновенно превращается в воду от пламени моих шагов.

Слева просигналила машина. Я обернулась.

Автомобиль Тони ехал по дороге вровень со мной, правое пассажирское стекло было опущено.

— Лиз! — крикнул он, когда я повернулась. — Давай подвезу тебя.

Я до боли сжала челюсти, двинулась дальше.

— Лиз! Пожалуйста, сядь в машину.

Я запрещала себе как-либо реагировать. Я шла напролом, хладнокровно, твёрдо.

— Лиз!

Я остановилась. Чёрная машина рядом в тот же миг затормозила.

— Лиз, я просто довезу тебя домой.

Сделав глубокий вдох, я повернула на девяносто градусов влево, сделала два шага, взялась за автомобильную ручку.

Как только я очутилась на сидении, Тони надавил газ.

Всю дорогу я не могла на него смотреть и радовалась, что Тони не пытается разговорить меня. Мы добрались в полной тишине, даже музыка не играла, и, несмотря на середину дня, мобильник его почему-то молчал. Наверное, Тони выключил аппарат.

Мы оставили машину во дворе, поднялись в квартиру.

Я не приглашала Тони. Но ему не требовалось приглашение, потому что я и так ждала его каждый день, и вот дождалась.

Мы целовались долго-долго. И сколько бы я прежде ни злилась, сколько бы слёз ни пролила, ненавидя, презирая нас обоих даже за один-единственный факт встречи, вся моя тяжесть, вся чернота и стыд улетучивались, как только Тони прикоснулся к моим губам.

Витая во флёре табака и духов, в жадном скольжении ласк, в безумстве кожи, зацелованной пальцами, мы вновь принадлежали друг другу целиком, безраздельно. Я будто бы всё знала про Тони, а он будто бы знал всё про меня: как притронуться, где оставить новый поцелуй — нежно или дерзко, быстро или медленно. Мы читали друг друга по нотам, написанным прозрачными чернилами на наших телах. А голоса наши, почти утратившие способность звучать словами, сливались в шёпотах, стонах, вскриках, и порой не хватало кислорода, чтобы вновь расправить лёгкие, вновь надышаться минутами единения и вновь суметь назвать друг друга по именам.

Тони остановился, замер, выдыхая ртом горячий воздух, обжигавший мой живот.

Мы лежали поперёк кровати, до сих пор мокрые, липкие от пота, и дрожали, понимая, что всё закончилось. И время никогда уже не помчится вспять, не сделает нас незнакомыми, чужими, беспристрастными. Отныне мне суждено всегда помнить о нашем грехопадении, помнить о горьком послевкусии подлинного неистовства. Помнить о том, насколько хорошо бывает с тем, кто тебе не принадлежит, и насколько плохо просыпаться после самого лучшего сна в твоей жизни.

Я заплакала.

Тони подполз ко мне, обнял. А я заплакала ещё горше. Я оплакивала глупую себя, глупых нас, этот глупый мир, полный несправедливости. Содрогаясь от слёз, я больше не сдерживалась. Я выла, разрывая связки, калеча свою гордость, уничтожая красоту, которую теперь было совсем не жаль. Тони обнимал меня, обнимал, обнимал.

Он шептал:

— Лиз, пожалуйста… Не плачь… Лиз… Пожалуйста…

Но я не могла остановиться, зная, что Тони сейчас уйдёт. Он встанет, оденется и уйдёт к другой женщине, которая приготовит ему ужин и спросит, как прошёл день, а потом ляжет с ним в одну постель.

И Тони вскоре действительно ушёл.

Он возвращался. Неоднократно. Часто или с перерывами. Иногда в выходные, иногда по вечерам. Иногда приезжал прямо посреди дня, и я вскакивала из-за ноутбука, бежала к двери. Иногда Тони оставался на ночь,